Brava, Margo!
"...I tell you, Victoire, that when one cannot be a great artist or a great soldier, the only thing to be is a great thief!"
Волшебная, волшебная новеллизация пьесы "Арсен Люпен" привела меня в полный восторг. Здесь запечатлён дух истинных историй о Люпене - насмешливом, гордом, остроумном, ловком и сильном Люпене, который ставит на уши высшее общество своими дерзкими выходками и ограблениями. И в этой истории его дерзость достигла апогея, хотя не могу сказать, что он впервые такое проворачивает. Как раз в этом прелесть: тут просто квинтэссенция Люпена. Все знают, кто такой Люпен (кроме тех, кто был на Южном полюсе, ага), все обсуждают его, все ждут и боятся его. И боятся не зря, потому что он самый что ни на есть сверхчеловек.
There emanated from him an impression of vivid, terrible force. His voice had deepened. It thrilled with a consciousness of irresistible power; it was overwhelming, paralyzing. His eyes were terrible.
Сюжет таков. Грядёт свадьба капризной и вульгарной, но богатой девушки и герцога, который недавно вернулся с Южного полюса. Что ещё грядёт? Ограбление от Люпена, о котором он уведомляет всё богатое семейство в своей неподражаемой манере.
Как же я его люблю, мама дорогая
Ограбление, естественно, случается в назначенную дату - уцелела только диадема. И на место преступления прибегает чувак, который стопудово должен был быть Шерлоком Холмсом, если бы не авторские права и недовольство Конан Дойла
Он даже Херлока Шолмса описывал весьма похоже. Собственно, начинается расследование, все вновь затаились в ожидании, поскольку Люпен обещал украсть в полночь диадему.
Развязку видно за триста километров даже тому, кто не читал ни одной из историй Леблана (для таких невеста герцога услужливо перечисляет все способности и основные проделки Люпена), и она не теряет от этого ни в шарме, ни в увлекательности. Нервы у обеих сторон на пределе, натянуты аки струны, и это отлично передаётся язвительным, напряжённым разговором Недошолмса и Люпена за несколько минут до полуночи. Уж не знаю, писал ли эту сцену Леблан или его соавтор, но она восхитительна. Всё же рискну предположить, что в основном тут руку приложил Леблан, поскольку я замечаю такую интересную тенденцию: другие авторы и комментаторы нередко забывают про демоническую сторону Люпена, делая акцент на его "благородстве" (пф), ловкости и интеллекте. А здесь лаконично и в то же время исчерпывающе, несколькими уверенными штрихами выведен его ярчайший портрет: веселье, хаос, холодный интеллект и пылающее сердце, ласковые глаза и злая ухмылка... Уф, я слишком в пафос скатываюсь.
Суть в том, что эта новеллизация замечательная. Уж не знаю, то ли Леблану с соавтором очень повезло, то ли на тот момент он ещё не успел остыть к этим водевильным похождениям (к которым изначально особенно любовью не пылал, как я поняла), но после всех этих историй про не пойми кого было приятно с головой окунуться в историю Люпена, вновь побывать в Париже, который только о нём и говорит, вновь уверовать в его непобедимость, вновь ликовать, когда ему удаётся провернуть преступление или сбежать нелепейшим образом от бдительной полиции.Сколько всего я готова была бы отдать, чтобы испытать это же ощущение от реальной жизни!
Ах да, и ещё новеллизация просто хорошо написана. И это очень важно. Ага.
He appeared to be of the opinion that Nature had given the world the toothbrush as a model of what a moustache should be; and his own was clipped to that pattern.
In particular he lingered long in the bedroom of Victoire, discussing the possibilities of her having been murdered and carried away by the burglars along with their booty. He seemed, if anything, disappointed at finding no blood-stains, but to find real consolation in the thought that she might have been strangled.
Only his eyes relieved his face from insignificance.
The friends of Germaine were always a little ill at ease in the society of the Duke, belonging as they did to that wealthy middle class which has made France what she is.
"M. Formery told me, when you were out this afternoon, that he believed this housekeeper to be quite innocent," said the Duke idly.
"There is certainly one innocent in this affair," said Guerchard, grinning.
"Who is that?" said the Duke.
"The examining magistrate," said Guerchard.
It was furnished in the most luxurious fashion, but with a taste which nowadays infrequently accompanies luxury.
The work I've got to do can't be done in pyjamas. I wish it could; for bed's the place for me.
Волшебная, волшебная новеллизация пьесы "Арсен Люпен" привела меня в полный восторг. Здесь запечатлён дух истинных историй о Люпене - насмешливом, гордом, остроумном, ловком и сильном Люпене, который ставит на уши высшее общество своими дерзкими выходками и ограблениями. И в этой истории его дерзость достигла апогея, хотя не могу сказать, что он впервые такое проворачивает. Как раз в этом прелесть: тут просто квинтэссенция Люпена. Все знают, кто такой Люпен (кроме тех, кто был на Южном полюсе, ага), все обсуждают его, все ждут и боятся его. И боятся не зря, потому что он самый что ни на есть сверхчеловек.
There emanated from him an impression of vivid, terrible force. His voice had deepened. It thrilled with a consciousness of irresistible power; it was overwhelming, paralyzing. His eyes were terrible.
Сюжет таков. Грядёт свадьба капризной и вульгарной, но богатой девушки и герцога, который недавно вернулся с Южного полюса. Что ещё грядёт? Ограбление от Люпена, о котором он уведомляет всё богатое семейство в своей неподражаемой манере.
Как же я его люблю, мама дорогая

Ограбление, естественно, случается в назначенную дату - уцелела только диадема. И на место преступления прибегает чувак, который стопудово должен был быть Шерлоком Холмсом, если бы не авторские права и недовольство Конан Дойла

Развязку видно за триста километров даже тому, кто не читал ни одной из историй Леблана (для таких невеста герцога услужливо перечисляет все способности и основные проделки Люпена), и она не теряет от этого ни в шарме, ни в увлекательности. Нервы у обеих сторон на пределе, натянуты аки струны, и это отлично передаётся язвительным, напряжённым разговором Недошолмса и Люпена за несколько минут до полуночи. Уж не знаю, писал ли эту сцену Леблан или его соавтор, но она восхитительна. Всё же рискну предположить, что в основном тут руку приложил Леблан, поскольку я замечаю такую интересную тенденцию: другие авторы и комментаторы нередко забывают про демоническую сторону Люпена, делая акцент на его "благородстве" (пф), ловкости и интеллекте. А здесь лаконично и в то же время исчерпывающе, несколькими уверенными штрихами выведен его ярчайший портрет: веселье, хаос, холодный интеллект и пылающее сердце, ласковые глаза и злая ухмылка... Уф, я слишком в пафос скатываюсь.
Суть в том, что эта новеллизация замечательная. Уж не знаю, то ли Леблану с соавтором очень повезло, то ли на тот момент он ещё не успел остыть к этим водевильным похождениям (к которым изначально особенно любовью не пылал, как я поняла), но после всех этих историй про не пойми кого было приятно с головой окунуться в историю Люпена, вновь побывать в Париже, который только о нём и говорит, вновь уверовать в его непобедимость, вновь ликовать, когда ему удаётся провернуть преступление или сбежать нелепейшим образом от бдительной полиции.
Ах да, и ещё новеллизация просто хорошо написана. И это очень важно. Ага.
He appeared to be of the opinion that Nature had given the world the toothbrush as a model of what a moustache should be; and his own was clipped to that pattern.
In particular he lingered long in the bedroom of Victoire, discussing the possibilities of her having been murdered and carried away by the burglars along with their booty. He seemed, if anything, disappointed at finding no blood-stains, but to find real consolation in the thought that she might have been strangled.
Only his eyes relieved his face from insignificance.
The friends of Germaine were always a little ill at ease in the society of the Duke, belonging as they did to that wealthy middle class which has made France what she is.
"M. Formery told me, when you were out this afternoon, that he believed this housekeeper to be quite innocent," said the Duke idly.
"There is certainly one innocent in this affair," said Guerchard, grinning.
"Who is that?" said the Duke.
"The examining magistrate," said Guerchard.
It was furnished in the most luxurious fashion, but with a taste which nowadays infrequently accompanies luxury.
The work I've got to do can't be done in pyjamas. I wish it could; for bed's the place for me.