[NeoSculd]

Я знаю, что хвалить самого себя - это моветон, но похождения Пендербэтча меня неизменно веселят (собственно, он чуть ли не для этого был создан). Создан, разумеется, не одной мной, а совместно

Цитаты для собственного веселья. 91,6% из этого будет удалено и переписано, так думаю, поэтому это ещё и на память.

Заинтригованный донельзя Догосов посмотрел на Пендербэтча новыми глазами. Теперь это был не просто вывалянный в грязи придурок, разбудивший его в два часа ночи – вместо этого он стал вывалянным в грязи придурком, полным таинственных и занимательных историй.
[...]
-Моя жена попала в автокатастрофу с летальным исходом.
-Мне жаль.
-Право, не стоит.
Догосов почувствовал, что грядёт ещё одна душераздирающая история.
[...]
Догосов так и не сумел поднять интересовавший его вопрос. Задавать его после такой исповеди было бы бесчеловечно. К тому же, куда ему было торопиться? Да и не особенно-то Пендербэтч и мешался, он вышел компактным соседом: почти не покидал прямоугольника дивана и большей частью сидел на алкогольной диете.

Две недели спустя Догосов всё-таки не выдержал.
-Слушай, а можно узнать твои планы на будущее?
-Как можно скорее сдохнуть.
-Какой прекрасный план. А можно его как-то совместить с поисками работы? Чтобы ты не лежал целыми днями здесь, не хлебал выпивку и не рассказывал долго и громко, напившись, истории из жизни?
-Это не вписывается в мой план.
-В таком случае... в таком случае... - глядя на Пендербэтча, равнодушно потягивавшего коньяк, Догосов не решился закончить фразу. - В таком случае, ладно.
[...]
-О, - Джон-Симм посмотрел куда-то в сторону и оживился. - Спасатели прискакали, наконец-то.
-Зачем они тут?
-Тенод опять застрял в мусоропроводе, ему показалось, что кто-то выкинул пакетик с герычем.
[...]
-Ты знаешь, однажды ты всё-таки ошибёшься.
-Я так не думаю. Просто смирись, что Диогений – это уже блестящий бренд, который никогда не будет запятнан провалом. И не расстраивайся, в качестве утешительного приза я куплю тебе кофе в "Старбаксе".
-Что же не в "Макдональдсе" сразу?
-Ну, я всё-таки не совсем зверь.
[...]
Этот убогий подвал явно не стоил той скромной толики творческих усилий, которые приложил Диогений, чтобы проникнуть в него. Конечно, можно было обойтись старым добрым взломом, но Джон-Симм в этом вопросе был очень щепетилен. Вернее даже ревнив: он считал себя эксклюзивным обладателем права вторгаться в квартиры жильцов и копаться в их личных вещах, и это священное право он рьяно оберегал от покушений.
[...]
-Это было бы неосмотрительно с моей стороны, - Диогений растёр в пальцах труху, отходившую от столешницы. - Ты мне должен не только жизнь, но и новые перчатки - едва ли я смогу их снова надеть, вспоминая, что они побывали в обители омерзения.
-Обитель омерзения - это твой мозг, оставь жилище бедного Догосова в покое.
-Боже ж ты мой, мы вернулись к остротам из начальной школы.
-Сам дурак.
Диогений в ответ скорчил рожу.
[...]
В детстве он только и делал, что ставил опыты на домашних животных со всей округи, зачитывался крадеными отчётами с мест преступлений и строил планы по совершению идеальных массовых убийств. Родители утверждали, что это пройдёт со временем, если это никак не притеснять. Пендербэтч, которому довелось в двенадцать лет прочесть все дневники младшего брата, в частности и его "журналы наблюдений", поминутно запечатлевавших практически каждый день всех членов семьи, относился к этой идее исцеления взрослением весьма скептично. По его мнению, Диогений из маньяка просто должен был вырасти в более сильного и юридически автономного маньяка.
[...]
Поскольку Пендербэтч уже давно утратил способность удивляться безысходным жизненным ситуациям и уж тем более - испытывать перед ними страх, он, отмахнувшись, лёг на диван:
-Продавай тогда меня на органы, потому что другого способа стрясти с меня деньги у тебя нет.
-Я видел твои медицинские показатели, ты сильно переоцениваешь собственную стоимость.
[...]
Можно даже было подумать, что он из-за чего-то нервничает и торопится, но так мог подумать только человек, совсем его не знавший. У Диогения с детства отсутствовала способность волноваться (Пендербэтч называл это социопатией, родители – сдержанностью и рассудительностью), и его никто нигде никогда не ждал.