Неделя затворничества в ненавистной квартире и литры странного фруктового чая одержали верх над разумом, и я окончательно смирилась с тем хаосом, который бушует в моей голове, и уже не пытаюсь переделывать нелепые мысли во фразы, удобоваримые для восприятия посторонними. Иными словами, я дала себе право изъясняться настолько странно, насколько только захочу - и более этого не стыдиться. Поэтому впечатления от чтения сборника рассказов Эдгара По я выражу в манере, которую меня так и тянет назвать метафогорией: это сравнение-обобщение слишком уж развёрнутое и приблизительное для метафоры, но при этом недостаточно масштабное и всеобъемлющее для аллегории.
Дело в том, что каждая книга для меня - это не что иное, как разговор с автором. Да-да, именно разговор, то есть, подразумевается, что и я периодически озвучиваю своё мнение, либо просто делюсь наблюдениями, чтобы автор их либо опроверг, либо подтвердил. Как и в случае с реальными людьми, я предпочитаю таких собеседников, которые держатся естественно, складно изъясняются, говорят умные и интересные, а временами и смешные вещи, и при этом не заходят за грани морали. Как и в реальной жизни, если собеседник принимается на меня давить, поучать меня, а то и оскорблять, я просто разворачиваюсь и ухожу.
Но с Эдгаром По был несколько особенный случай, поскольку к нему меня за руку привёл обожаемый мной Г.Ф. Лавкрафт. Конечно, я и раньше хотела познакомиться с легендарным классиком, однако вот как-то не решалась (а временами и попросту ленилась) постучаться в его дверь. Наконец, после просмотра первой серии "The Following", я поддалась-таки на уговоры Лавкрафта - и отправилась вместе с ним на ужин к Эдгару По.
Что я могу сказать, это была погружённая в полумрак душная комната, стены которой были задрапированы узорчатыми тканями. Прямо на столе лежал человеческий череп, он подпирал небольшой портрет печальной бледной девушки. То есть, мне не на что было отвлечься во время скучных разглагольствований По.
Конечно, я могла понять, что в нём нашёл Лавкрафт: он действительно был исключительно умён и не раз поражал меня своей проницательностью. Каждый раз, когда речь заходила о загадках, у него так и загорались глаза - и он пускался в дебри рассуждений, выстраивая остроумные логические цепочки с непостижимой для меня лёгкостью. В такие моменты я просыпалась, чтобы высказать свой восторг, а однажды даже ввязалась в оживлённое обсуждение, как только мы затронули тему сумасшедших убийц. Лавкрафт же придерживался мнения, что у безумия есть куда как более волнующие аспекты, нежели банальное стремление убивать людей по самым нелепым причинам.
читать дальшеПо большей же части, это был кошмар, а не ужин. Вроде бы По говорил о вещах, которые нам обоим были интересны, но выходило это у него так грузно, что я вскоре теряла нить, несмотря на то, что он постоянно повторялся. Он любил пощеголять морскими терминами, что тоже не помогало мне его понять, а уж когда он принимался острить... честно говоря, тогда становилось совсем неловко. Гораздо смешнее у него выходили наблюдения, скользившие как бы между прочим, а вот специально составленные сатирические пассажи выходили чересчур скучными. Однако я старалась изо всех сил держаться так, словно мне в жизни не было так весело, потому что рядом сидел Лавкрафт, бросавший на меня многозначительные радостно-восторженные взгляды, мол, ну, что я говорил, он же гений, гений, гений! Он вообще, к слову, улыбался весь вечер.
Поскольку я задремала на очередном измышлении, упоминание редакторов застало меня врасплох.
-Нет сброда более скверного и лицемерного, чем редакторы, - утверждал По, уж не знаю, как он вдруг к этому перешёл. - У одних чувство вкуса попросту отсутствует, а другие его тщательно скрывают в угоду публике, но объединяет их то, что они радостно печатают любой мусор, до тех пор, пока он хорошо продаётся.
Так стыдно мне не было со времён посиделок с Джеком Лондоном, который тоже ни с того ни с сего принялся клеймить редакторов самыми страшными словами, какие только дозволяли приличия.
-Но вы же сами были редактором, - решилась напомнить я.
-Именно поэтому я знаю, о чём говорю.
Таким образом, очередная беседа с автором свелась к тому, что моя потенциальная будущая профессия достойна лишь ненависти и презрения. Здорово.
Как только за нами закрылась тяжёлая дверь в комнату, Лавкрафт не выдержал:
-Он, как всегда, великолепен, не правда ли?
-Его наблюдательность впечатляет, да, - осторожно ответила я, тщательно выбирая слова, чтобы не приходилось кривить душой. - Она временами даже граничит с гениальностью.
-Да, да, и это тоже, - отмахнулся Лавкрафт, - но ты слышала, как он говорил? Каждое его слово, без единого исключения, подводило к раскрытию его мысли, он рисовал перед нами роскошные картины и открывал нам те области сознания, в которые мы раньше не решались ступать! Я бы столько отдал хотя бы за толику его красноречия!
А я, меж тем, смотрела на него и думала совершенно о другом. Мне так и хотелось ему ответить: "Если честно, то я нахожу тебя куда как интереснее Эдгара По. Может, у него более изысканный язык и темы бесед, но чёрт возьми, он такой зануда в сравнении с тобой. Ты ведь даже в самые заносчивые свои моменты не понимаешь, насколько же ты замечательный. Странный и не всегда разумный, но всё равно замечательный. И такой родной. К Эдгару По я вряд ли зайду ещё раз, а с тобой я готова говорить вечно".
Но Лавкрафт бы пропустил мимо ушей комплименты и смертельно обиделся бы на меня за нападки на кумира, поэтому вслух я сказала лишь:
-Пойду, обдумаю всё то, что он сказал. Так что, до встречи.
-Ах, да, нам же нужно будет обсудить мои статьи.
-Готовься к обороне, потому что у тебя там что ни строка - то повод для международного конфликта.
-Кстати говоря, а статьи-то, статьи По ты читала?
-Ммм, мне пора!